Дмитрий Орешкин, политолог:

Уникальным в истории российского чиновничества стало то, что Виктор Зубков буквально в первый же день признал, что он не против, если его выдвинут в президенты. Никто из действующих чиновников никогда свои президентские амбиции не признавал. Это полностью противоречит всей предшествующей чиновной стилистике. Со стороны тех людей, которых рассматривали как потенциальных участников президентской гонки, они всегда, будучи обремененными властью, это отрицали до самого последнего момента. Такой был стиль. А тут он вдруг, не проработав премьером и дня, говорит: «Если справлюсь, то почему бы и не попробовать себя в качестве президента».

С другой стороны, почти сразу же откликнулся президент Путин: «А почему бы и нет?». Зубков не проработал в качестве премьера и одного дня, а ему уже дается такой мощный аванс.

Такого никогда раньше не было. Поэтому возникает вопрос: почему такая спешка и такая смена стилистики? В моем представлении, это следует интерпретировать следующим образом. Проблема, конечно, в выборах. Почему надо было отправить в отставку правительство Фрадкова именно за три месяца до выборов? Потому что это правительство не совсем коалиционное, но там точно есть несколько конкурирующих групп, которые имеют свои собственные политические интересы. И для того чтобы правительство работало как единый слаженный механизм в предвыборную эпоху (потому что на самом деле понятно, что основной электоральный ресурс находится в руках губернатора, в руках исполнительной власти), надо, прежде всего, чтобы финансовые потоки, административные ресурсы, силовые ресурсы, были под одной рукой и не расходились по разным группам влияния. Видимо, поэтому и назначен был новый премьер с опытом учета и контроля над финансовыми потоками, для того чтобы обеспечить монолитность предвыборного правительства. И мне кажется, что в связи с этим элитам прозвучал сигнал насчет потенциального президентства в том плане, что конкурирующие группы в правительстве должны понять, что им следует умерить свою внутреннюю активность в связи с ориентацией на какого-то из преемников. Им дали понять, что преемник не от них, преемник со стороны, преемник лично от президента, а не от какой-то из групп влияния, с тем, чтобы снять нарастающую нервозность и конфликтность среди групп влияния, в том числе в правительстве. Поэтому так уникально и сенсационно были выданы досрочные амбиции насчет президентского поста, чтобы сформировать ощущение предсказанности для элит, чтобы они понимали, что дергаться не надо, будет только хуже.

Что такое новый премьер? Понятно, что это человек, не ориентированный на самостоятельную политическую роль, понятно, что он сильно связан персонально с Путиным и, что главное, за ним нет никакой группы влияния. У него нет самостоятельного административного веса, у него нет персонального финансового источника средств, у него нет самостоятельных силовых ресурсов и у него нет за спиной группы людей, которая на него ставит.

Путин, как мне представляется, выстраивает новую конфигурацию власти. Если восемь лет он усиливал вертикаль власти, затачивал под себя, то теперь, понимая, что на некоторое время он вынужден эту вертикаль выпустить из рук, поскольку не хочет идти на формальное нарушение обязательств и оставаться на третий срок, преодолевая Конституцию, соответственно, он должен как-то передать вертикаль другому человеку. Здесь стратегическое решение выглядит следующим образом. Тот, кто будет руководить этой вертикалью в период «пересменки», во-первых, не должен быть сильным самостоятельным независимым политиком. Во-вторых, он должен быть окружен очень сильными и влиятельными, но не чрезмерно, игроками и группами влияния, которые, с одной стороны, не позволят ему усилиться и выстроить вертикаль под себя, как это сделал Путин, а с другой стороны, не позволят перехватить эту вертикаль, склонить ее в одну из сторон.

Таким образом, получается, что ту самую вертикаль, которую президент терпеливо выстраивал под себя, надо сейчас, исходя из чисто объективных интересов той же самой группы влияния, которую представляет Путин, временно превратить из вертикали в многократно растроенные, расчетверенные, раздесятеренные вилы, которые друг с другом будут конкурировать, чтобы никто эту вертикаль полноценно и абсолютно под себя утащить не смог.

Выступая восемь лет в качестве вертикалестроителя, сегодня Путин выступает в качестве вертикалеразрушителя, исходя из чисто рационально понятых политических интересов. Мы видим, как он формирует дополнительные центры влияния, будь то «Рособоронпром» с господином Чемезовым, который обладает и административными, и финансовыми, и даже силовыми ресурсами; «Газпром», «Роснефть» и Сечин; путинский человек в Следственном комитете, который обладает мощной административной валютой в том плане, что может на любого завести уголовное дело и набрать компромат, и масса других центров влияния. Важно, чтобы они друг с другом конкурировали, и никто из них не был достаточно силен, чтобы претендовать на единоличное пользование.

На самом деле мы наблюдаем новое политическое явление – переход от суперцентрализованной модели к формированию конкурирующих групп. Можно это назвать новой олигархией. Олигархия – это когда несколько влиятельных игроков, конкурируя и взаимодействуя друг с другом, вырабатывают какую-то более или менее равновесную политику. Сейчас мы видим, как выращиваются олигархи. На их фоне полномочия нового премьера, который в перспективе может стать президентом, выглядят не столь абсолютными, какими они были у Путина.

Когда ты командуешь вертикалью, она тебе нравится, а когда ты уходишь и кому-то оставляешь эту вертикаль, то ты автоматически теряешь чувство защиты и чувство влиятельности просто потому, что по определению на вертикаль замкнуты и суды, и прокуратура, и все остальные ресурсы, и если вдруг обладатель вертикали захочет проводить самостоятельную политику, ты никак не сможешь это остановить, потому что у тебя нет в руках рычагов, за которые можно дернуть. А вот если тот, кому ты оставил вертикаль, слабый, и если его интересы уравновешены конкуренцией других мощных групп влияния, то как раз здесь на него можно влиять, даже не обладая формальным статусом, будучи просто популярным президентом во временной отставке.

Выстраивается временная политическая конфигурация (ее можно назвать «пересменкой»), которая должна существовать до тех пор, пока группа Путина не вернется назад. Как скоро это произойдет, я не знаю, но во всяком случае понятно, что Зубков был бы предельно лояльным, предельно управляемым и несамостоятельным президентом. Наверно, это устраивает большую часть игроков из путинского окружения, с одной стороны, но, с другой стороны, не устраивает никого в полной мере, потому что все они хотели бы порулить сами. Такая ситуация просвечивает через разреживающийся туман.

Помимо Зубкова, на пост президента могут претендовать два вице-премьера, о которых постоянно говорят СМИ. Что касается меня лично, то я не очень верю, что они реальные преемники. Мне кажется, что это скорее операция «Прикрытие», чем действительно люди, которые могут претендовать на пост президента. Важно, чтобы они по-прежнему считали, что у них есть какой-то шанс. Таким образом, они остаются мотивированными и понимают, что на самом-то  деле им необходимо сохранять лояльность реального политического руководства, не пускаясь в самостоятельное и полностью не зависимое от Путина плавание.

Несомненно, будет пробовать себя Зюганов, несомненно, будет пробовать себя Касьянов. А почему бы не Якунин и Нарышкин? Почему бы не кто-нибудь из тех, кого принято называть потенциальными преемниками? В конце концов, я вовсе не хотел бы говорить, что вопрос решен и именно Зубков станет главой государства. Он может быть точно таким  же отвлекающим маневром или операцией «Прикрытие», как двое наиболее известных преемников. Почему бы через два-три месяца не появиться еще кому-то, кто действительно будет преемником? Хотя мне кажется, что президент потому высказался в поддержку Зубкова, что сейчас у него больше всех шансов. Просто потому, что он действительно удобен для вот этой комбинации, которую я сформулировал в качестве гипотезы.

А кто именно эта пятерка, о которой говорил президент, - в конце концов, какая разница, если ситуация достаточно управляема? Ну пусть там будет Жириновский. Обедни не испортит, президентом не станет. А почему бы ему не поучаствовать? Их может быть паять, а может быть десять. Касьянова, скорее всего, не зарегистрируют или помешают зарегистрировать.

Мне кажется бесперспективным гадать по фамилиям, потому что система так устроена, что кадровые решения всегда зависят только от одного, двух или трех человек в Кремле. Для того чтобы что-то предсказывать, надо забраться к ним в черепную коробку, а это технически не возможно. Поэтому мне кажется малоперспективным занятием гадать, кто именно станет преемником. Буквально неделю назад все гадали, кто будет новым премьером, и все показывали пальцем на Сергея Иванова. Тут ситуация простая – предсказуемая непредсказуемость. Новость в этой ситуации в том, с чего я начал, что Путин сам сказал о том, что почему бы не быть следующим президентом Зубкову, несмотря на то, что он пока ровно ничем себя не зарекомендовал.

Мне очень жаль Сергея Борисовича. Наверное, он пережил не самые приятные в своей жизни часы и дни, когда говорили, что «вот он премьер, вот он преемник», и тут хлоп - и пожалуйста.