Михаил Ремизов, президент Института национальной стратегии:
Заявления Путина относительно участия в выборах от «Единой России» выглядели, как своего рода попытка объясниться по поводу решения, издержки которого он начинает все больше понимать. Не случайно по времени эти заявления совпали с обнародованием результатов социологических опросов, которые проводили официальные службы, такие как ВЦИОМ, согласно которым прибавка в рейтинге «Единой России», которая была достигнута за счет путинского фактора, была потеряна, и «ЕР» вернулась к прежним рейтинговым позициям. Да, они и так достаточно высоки, но понятно, что когда решение Путина готовилось, предполагалось, что прибавка будет именно качественной.
Ясно, что Владимир Владимирович сам всегда критически относился к «ЕР», и даже в его речи, если мы проведем лексический анализ, одним из слов, которое он наиболее часто употребляет по отношению к «ЕР», является слово «инструмент». И он действительно рассматривает эту партию именно как инструмент для определенных целей: во-первых, для своих собственных политических, а во-вторых, как инструмент правительственной политики. Он заинтересован в том, чтобы «ЕР», как и любой инструмент, несла как можно меньше собственных издержек, то есть инструмент должен идеально соответствовать целям того, кто его использует, по возможности не внося ничего своего. С «ЕР» это не всегда получается, и именно поэтому прозвучали слова о «проходимцах, которые примазываются» к делу государственной власти. Эта часть путинского выступления не вошла, насколько мне известно, в телеотчет «Первого канала». Появляются прецеденты цензурирования Путина на официальных каналах, что достаточно характерно.
То, что президент начинает говорить о «Единой России» извиняющимся тоном, является не очень хорошим симптомом, и, как мне кажется, это прежде всего связано с тем, что уже после того, как Путин возглавил список «ЕР», партия выбрала не очень хороший сценарий избирательной кампании. Не стоило превращать Путина в единственную и все заслоняющую тему избирательной кампании. Да, общество получило сигнал о том, что «ЕР» - партия Путина, что Путин сделал на нее ставку. Надо было достичь того, чтобы все это увидели, услышали и запомнили. Дальше надо было работать по темам, в которых «ЕР» будет смотреться наиболее зрелищно и выигрышно, а не тиражировать фигуру Путина в раздражающих население формах. Модель пропагандистской кампании в стиле Туркменбаши, своего рода пропагандистская «Рухнама» «Единой России», играет абсолютно контрпродуктивную роль с точки зрения чисто политтехнологических целей этой партии. Неслучайно, что сегодня многие люди, которые к ней относительно близки и симпатизируют ей, говорят, что «единороссы», ответственные за кампанию, работают плохо. Эта политтехнологическая часть проблемы, которую, видимо, Путин и держал в голове, отвечая на вопросы рабочих в Красноярске, не является главной.
Главной является оценка политических последствий ставки Путина на «ЕР». Пока мы не можем вынести эту оценку сколько-нибудь однозначно и окончательно, но мне все больше кажется, что сам факт выбора Владимира Владимировича в пользу «ЕР» свидетельствует о том, что он не планирует быть президентом. Если бы это было иначе, то он не стал бы так рисковать своей репутацией. Просто потому, что он понимает, что «ЕР» может быть хорошим инструментом сохранения стабильности после его ухода от власти, она может быть хорошим инструментом и для создания потенциальной возможности возвращения во власть, но она в таком виде не является хорошим инструментом для укрепления его президентского авторитета. Он, я уверен, это понимал и понимает, и это значит, что свой президентский авторитет и рейтинг рассматривает как вещь вторичную, и в свою очередь, как инструмент для обеспечения стабильности на постпрезидентский период. То есть, пока все выглядит именно так, что «ЕР» нужна Путину для обеспечения стабильности на транзитный период, а не для формирования новой путинской модели власти.
Я абсолютно убежден, что снижение рейтинга «ЕР» - это реакция нашего населения на неадекватную стилистику кампании партии. Российское население очень не похоже на туркменское. Ошибаются все те, кто думает, что у нас люди мечтают о культе личности, как о манне небесной. Более того, даже в советское время не было настолько голого культа личности, который выстраивается сейчас. В то время культ личности был окрашен в тона идеократии, он был более европейским, он был не похож на стилистику восточной деспотии. Это была власть от имени партии, от имени идеи, от имени проекта, пусть и упрощенной выдающимся человеком, всячески превозносимым. Здесь же речь идет о создании совершенно пустотного и голого культа личности, который не прикрыт ничем, плюс, все это воспроизводится в стилистически неадекватной манере. И это вполне естественно вызывает раздражение, тем более на фоне ухудшения уровня жизни, связанного с ростом потребительских цен. Люди пока еще не знают, является ли этот процесс краткосрочным или долговременным; то ли этот скачок цен потом пройдет, то ли он будет продолжаться в дальнейшем. Но все эксперты понимают, что это начало тренда подорожания продовольствия и общего снижения уровня жизни, прежде всего в низших слоях населения, которые тратят на продовольствие большую часть своего дохода.