Виктор Милитарев, вице-президент Института национальной стратегии:
Я не отношусь к поклонникам епископа Диомида. Во-первых, обвинения епископа в адрес Московской патриархии во многом, на мой взгляд, преувеличены. Они, на мой взгляд, были бы абсолютно верны, если бы адресовались к МП времен советской власти. Тогда политика сергианства, то есть, полной поддержки всех, в том числе антицерковных действий власти, была. Экуменизм действительно переходил все возможные для православного человека границы. Сегодня в период патриаршества Алексия II ситуация выглядит гораздо лучше.
Разумеется, сказать, что церковное руководство ведет себя совсем уж независимо относительно светских властей, нельзя. Излишняя уступчивость, в том числе уступчивость, определяемая материально-прагматическими соображениями, присутствует. Причем не только к властям, но и к крупному бизнесу. Скандальное награждение церковным орденом известного бизнесмена с известной же репутацией Сергея Михайлова, известного также по кличке Михась, недавнее награждение церковным орденом первой жены Абрамовича – все это, мягко выражаясь, не красит руководство нашей церкви.
Но если откровенное прислужничество богоборческой власти в советские времена могла рассматриваться, как основание для, может быть, даже разрыва с патриархией, то сегодняшняя линия церковного руководства может и переходит кое в чем допустимые границы традиционной церковной икономии но, в любом случае, на мой взгляд, оснований для канонического разрыва с МП быть не может.
Так же дело обстоит и с экуменизмом. Порочная, канонически не допустимая, практика совместных богослужений прекращена. Сегодняшнее участие руководства нашей Церкви во Всемирном совете церквей и в других межконфессиональных инициативах, на мой взгляд, вполне себе может быть списано по ведомству межконфессиональной дипломатии. Если уж быть максимально едким, то я никак бы не назвал политику нынешних церковных властей неосергианской, а скорее бы назвал ее постсергианской. В этом смысле, как я уже говорил, критика владыки Диомида представляется преувеличенной и оснований для разрыва с патриархией в тех, в том числе и негативных феноменах, которые описывает владыка, я не вижу. Как говорится, других епископов у нас нет. Тем более, что в нынешей ситуации массовой дикости и бескультурья внутри Церковной ограды, наши владыки представляют собой отнюдь не худший вариант архипастырей.
Есть у меня и другая линия соображений, по которой я категорически не могу поддержать владыку Диомида. Его фигура стала консолидирующей для всевозможных церковных фундаменталистов, выражаясь более недвусмысленно, для многочисленных, двинутых на всю крышу, городских сумасшедших, которые, к сожалению, составляют сегодня значительную часть прихожан нашей церкви.
И то, что владыка Диомид не дистанцируется от таких, с позволения сказать, защитничков, приносит ему большой вред. Это очень похоже на поведение Хасбулатова и Руцкого в 1993 году, которые не отмежевавшись от наиболее одиозных сторонников, таких как баркашовское «Русское национальное единство», сделали свою позицию проигрышной.
Вместе с тем я вовсе не являюсь фанатичным поклонником патриархии, считающим, по-троцкистски, что «моя церковь может быть не права, но это моя церковь». Я совершенно не собираюсь быть цепным псом Чистого переулка. Я понимаю, что происходящее в руководстве нашей Церкви может быть подвержено критике, хотя отнюдь не всю критику считаю нужным делать публичной. Но скажу, что в руководстве МП присутствует очень разумные и вменяемые архиереи, позиция которых представляется мне гораздо более трезвой, чем позиция значительной части низового духовенства и мирян, часто грешащих фундаментализмом на грани сумасшествия и многочисленными ересями.
Тем не менее, если верны доходящие до нас из прессы слухи о том, что Архиерейский Собор РПЦ действительно постановил извергнуть владыку Диомида из сана, или, по крайней мере, вынести заключение по привлечению владыки к церковному суду с уже сформулированной позицией церковного обвинения, требующей его извержения из сана, если все это правда, то мне такая позиция представляется неразумной.
Во-первых, при таком раскладе руководство нашей Церкви окажется чрезвычайно уязвимым перед обвинениями в неспособности трезво и спокойно реагировать на критику, пусть даже не во всем справедливую
Во-вторых, я считаю крайне высоко вероятным, что в случае, если владыка Диомид будет извержен из сана и даже просто запрещен в священнослужении, то это, скорее всего, приведет к расколу.
И тут у меня позиция двоится. С одной стороны, раскол с многочисленными городскими сумасшедшими я считаю полезным, и более того давно назревшим. Как я уже неоднократно не очень вежливо говорил, мне с людьми типа тех, которые пикетировали в защиту владыки Диомида перед залом церковных соборов (совершенно независимо от того как я отношусь к самому владыке) молиться на одном гектаре нет ни малейшего желания. И чем раньше они уберутся к чертовой матери из нашей церкви, тем легче будет дышать в православных храмах.
Но мне бы очень не хотелось, чтобы такой раскол связывался именно с фигурой владыки Диомида, все недостатки которого заключаются только в том, что он перешел некоторую границу обоснованности в своей критике церковных властей. Мне кажется, что здесь руководству нашей церкви следует быть великодушнее и разумнее.
Если уж готовить канонический процесс (следствием которого неизбежно окажется раскол), с тем, чтобы избавиться наконец от всех этих старцелюбцев, всенародных покаяльщиков, искателей благословений и неосуждателей, то гораздо лучше, как я об этом уже говорил, запретить, а лучше извергнуть из сана действительно ересиарха и людоеда-губителя христианских душ, врага Христова и хулителя Святаго Духа – небезызвестного «старца» из Троице-Сергиевой лавры архимандрита Наума.
Если бы Архиерейский Собор пошел бы по этому пути, то тут бы я искренне аплодировал. А соединять вместе проблему фундаменталистов и проблему критики, в том числе и необоснованной, руководства МП за излишние компромиссы с властями и возможно за излишнюю ревность к церковной дипломатии мне представляется крайне нецелесообразным и контрпродуктивным.