Михаил Ремизов, президент Института национальной стратегии:

Общие суждения о критическом состоянии судебной системы, которые были допущены судьями Ярославцевым и Конононвым, не являются нарушением судебной этики в общепринятых положениях. В кодексе говорится о том, что судья не может комментировать содержание дел, которые находятся в рассмотрении. В данном случае речи об этом не шло. Судья не должен подрывать авторитет судебной системы. Вот это, наверное, уже ближе, но вероятнее всего авторитет судебной системы подрывает правоприменительная практика. Способность судей критически ее осмысливать не подрывает авторитета, а скорее оставляет шансы на его восстановление. Поэтому если воспринимать сколько-нибудь всерьез нарушение судебной этики как предлог для отставок Кононова и Ярославцева, то, конечно, он вызывает вопросы относительно понимания этой этики.

Все происходящее не может не вызвать озабоченности свободой главной судебной инстанции страны, авторитет которой еще с 90-х годов весьма высок, которая возглавляется уважаемым и традиционно самостоятельным человеком, человеком, у которого есть и политический опыт, причем не конформистский, – Валерием Зорькиным. На мой взгляд, отставка Кононова и Ярославцева, конечно, не работает на укрепление авторитета судебной системы. Тем более что даже с точки зрения эффективности контроля исполнительной власти или президентской власти над КС наличие небольшой оппозиции в рамках КС в виде судей, которые периодически выражают «особое мнение», представляло собой не проблему, а наоборот позволяло говорить о наличии различных мнений, о самостоятельности суда и судебного процесса. Поэтому, честно говоря, даже и с точки зрения целей контроля над судебной властью это тоже не имеет большого смысла. Вполне возможно, что речь идет о каких-то конфликтах и трениях внутри судейского сообщества, в которых используются политические аргументы.

Что же касается самой критики, то я не считаю справедливым заявление Кононова о том, что судебная власть в России превратилась в инструмент на службе исполнительной власти. Потому что это, может быть, лишь одна часть правды и далеко не главная. Гораздо важнее то, что, по моему представлению, судебная власть настолько коррумпирована, что она не является инструментом, потому что она работает на себя. И коррумпированные судьи не являются инструментом в руках тех, кто применяет телефонное право. Они работают на себя и свои интересы. Если исполнительная власть, следственные органы или прокуратура не мотивируют судебную власть коррупционно прямо или косвенно, то они от нее никаких преференций и не получают. Поэтому говорить о том, что она превращена в инструмент, - это, в общем, уход от сути проблемы, ее смягчение и снижение ее уровня.